– Так что ей нужно, черт побери? – Он ударил ладонями по столу.
Реджи взяла портфель и направилась к двери.
– Она хочет получить назад свою работу. Неплохо было бы прибавить зарплату, скажем, с шести баксов в час до девяти, если вы можете себе такое позволить. И, если не можете, все равно прибавьте. Переведите ее в другой отдел, подальше от похотливого начальника.
Честер внимательно слушал. Вроде ничего страшного.
– Она еще несколько недель пробудет в больнице. Там ей придется платить, так что надо, чтобы она продолжала получать от вас зарплату. Более того, Честер, я бы предпочла, чтобы чеки доставляли в больницу тем же способом, каким вы, ловкачи, доставили ей сегодня уведомление об увольнении. Каждую пятницу чтобы был чек! Договорились?
Он утвердительно кивнул.
– Вам дается тридцать дней на ответ на исковое заявление. Если вы будете вести себя хорошо, я откажусь от него на тридцатый день. Можете поверить мне на слово. И вы можете не говорить своим адвокатам об этом деле. Договорились?
– Договорились.
Реджи открыла дверь.
– Да, и пошлите цветы. Палата 943. С вашей визитной карточкой. Ей будет приятно. Вообще, посылайте свежие цветы каждую неделю. Идет, Честер?
Он продолжал кивать.
Реджи хлопнула дверью и покинула неприветливый офис компании “Арк-Лон”.
* * *
Марк и Рикки сидели рядом на раскладушке и смотрели в бородатое лицо доктора Гринуэя, расположившегося напротив совсем близко от них. На Рикки была поношенная пижама Марка, а на плечи накинуто одеяло. Как обычно, ему было холодно и страшно. Он себя чувствовал неуверенно, впервые покинув кровать, хотя она и находилась на расстоянии вытянутой руки. Он бы хотел, чтобы и мать была здесь, но доктор мягко настоял на том, чтобы поговорить с ребятами наедине. Гринуэй уже часов двенадцать потратил на то, чтобы завоевать доверие Рикки. Мальчик старался теснее прижаться к своему старшему брату, которому надоели все эти разговоры еще раньше, чем они начались.
Шторы были задернуты, в комнате царил полумрак, только на столике около ванной комнаты горела маленькая лампа. Гринуэй наклонился вперед, поставив локти на колени.
– А теперь, Рикки, я хочу поговорить про тот день, когда вы с Марком пошли в лес покурить. Не возражаешь?
Рикки испугался. Откуда Гринуэй узнал, что они курили?
Марк повернулся к нему и сказал:
– Все в порядке, Рикки. Я им рассказал. Мама не сердится.
– Ты помнишь, как вы пошли курить? – спросил Гринуэй.
– Да, – медленно кивнул он головой.
– Расскажи мне, что ты помнишь о том, как вы с Марком курили в лесу?
Он плотнее натянул одеяло и прижал его руками к животу.
– Мне холодно, – пробормотал он. Зубы у него стучали.
– Рикки, здесь температура почти семьдесят восемь градусов<По шкале Фаренгейта; по Цельсию – примерно 25 градусов.>. На тебе шерстяная пижама и одеяло. Попытайся думать, что тебе тепло.
Он попытался, но ничего не получилось. Марк осторожно обнял его за плечи, и это немного помогло.
– Ты помнишь, как ты курил сигарету?
– Наверное. Ага.
Марк посмотрел на Гринуэя, потом на Рикки.
– Ладно. А помнишь, как приехала большая черная машина?
Рикки неожиданно перестал дрожать и уставился в пол. Он пробормотал:
– Да, – и это было его последнее слово.
– И что было с этой черной машиной, когда вы ее в первый раз увидели?
Напоминание о сигарете напугало его, но воспоминание о черной машине и том страхе, который он тогда испытал, было для него чересчур. Он наклонился вперед и положил голову Марку на колено. Глаза его плотно закрылись, и он начал рыдать без слез.
– Все в порядке, Рикки, – Марк гладил его по голове и повторял: – Все в порядке. Нам надо об этом поговорить.
Гринуэй оставался невозмутимым. Он скрестил тощие ноги и почесал бороду. Он ожидал такого результата и предупреждал Марка и Дайанну, что первая беседа вряд ли будет продуктивной. Но через это надо пройти.
– Рикки, послушай меня, – сказал он, подражая детскому голосу, – Рикки, все в порядке. Я просто хочу с тобой поболтать. Ладно, Рикки?
Но на этот день Рикки уже хватило лечения. Он начал сворачиваться под одеялом, и Марк повял, что большой палец уже на пути ко рту. Гринуэй кивнул, как будто все было в ажуре, встал, осторожно поднял Рикки и положил его на постель.
Уолли Бокс затормозил “шевроле” прямо у Федерального здания, несмотря на активное движение на Кэмп-стрит, и его босс, Финк и агенты ФБР, игнорируя гудки и обидные жесты, быстро вылезли на тротуар. Фолтригг, сопровождаемый эскортом, с важным видом поднялся по ступенькам. В холле его узнали два скучающих репортера и начали было задавать вопросы, но он только улыбался, с деловым видом отказываясь отвечать.
Он вошел в помещение, отведенное под офис прокурора США по Южному округу штата Луизиана, и все секретарши сразу засуетились. Огромное помещение состояло из маленьких кабинетов, соединенных холлами, просторного зала, где сидели делопроизводители, и небольших комнат, разделенных перегородками, за которыми работали юристы и младший юридический персонал. Всего под командой Роя Фолтригга находились сорок семь помощников прокурора. Еще тридцать восемь его подчиненных занимались бумажной работой и всякого рода исследованиями, тратя время на мельчайшие детали с тем, чтобы защитить интересы клиента Роя – Закона Соединенных Штатов Америки.
Разумеется, в самой просторной комнате размещался сам Фолтригг. Кабинет был отделен деревом и кожей. В то время как большинство юристов позволяли себе иметь только одну “Стену тщеславия”, на которой они развешивали фотографии и таблички, а также награды и документы, подтверждающие их членство в “Ротари клаб”, Рой завесил по меньшей мере три стены своими фотографиями в рамках и пожелтевшими дипломами, свидетельствующими о его участии в сотне юридических конференций. Он швырнул пиджак на диван, обтянутый кожей вишневого цвета, и незамедлительно направился в главную библиотеку, где должно было состояться совещание.