Клиент - Страница 37

Мактьюн и Труманн тихонько сидели в уголке кабинета Орда. Они между собой решили никому не рассказывать о пленке. По крайней мере, сейчас. Может, скажут попозже, а может, Бог даст, никогда.

Секретарша принесла бутерброды, и они поели, болтая и делая пустые предположения. Фолтриггу хотелось вернуться в Новый Орлеан, но еще больше хотелось послушать Марка Свея. Удивительно некстати, что мальчишка каким-то образом заручился поддержкой адвоката. Значит, он боится говорить. Теперь Рой был убежден, что Клиффорд что-то рассказал ему, и по мере того как тянулся день, он все больше утверждался в мнении, что Клиффорд сказал мальчику, где находится труп. Фолтригг умел делать выводы без особых колебаний. К тому времени как с бутербродами было покончено, он убедил себя и остальных, что Марк Свей точно знает, где спрятано тело Бойетта.

В кабинет вошел Дэвид Шарпински, один из помощников Орда, и сказал, что он учился вместе с Реджи Лав в юридическом колледже в Мемфисе. Он сел рядом с Фолтриггом и принялся отвечать на вопросы. Ему было некогда, он спешил вновь заняться своим делом.

– Мы закончили колледж четыре года назад, – пояснил Шарпински.

– Значит, она практикует только четыре года, – быстро резюмировал Фолтригг. – Какими делами она занимается? Уголовными? Какими именно?

Мактьюн взглянул на Труманна. Они попались на удочку адвоката с четырехлетним стажем.

– Мелкими уголовными делами, – ответил Шарпински. – У нас приличные отношения. Я ее вижу время от времени. Обычно она защищает детей, с которыми плохо обращались. У нее, как бы это сказать, была довольно сложная жизнь.

– Что вы имеете в виду?

– Это длинная история, мистер Фолтригг. Она – человек сложный. Это ее вторая жизнь.

– Вы ее хорошо знаете, не так ли?

– Верно. Мы три года вместе учились, с перерывами.

– Что значит “с перерывами”?

– Ну, иногда она бросала учиться, что-то с нервами. В своей первой жизни она была женой известного врача-гинеколога. Они были богаты, удачливы, все время на виду, благотворительность, загородные клубы, все, что угодно. Большой дом в Джермантауне. По “ягуару” у каждого. Она была членом всех клубов садоводов и общественных организаций в Мемфисе. Чтобы дать мужу возможность закончить медицинский колледж, она преподавала в школе. Через пятнадцать лет семейной жизни он решил поменять ее на что-нибудь новенькое. Начал волочиться за женщинами, связался с молоденькой медсестрой, которая потом стала его второй женой. Реджи тогда звали Региной Кардони. Она тяжело все переживала и подала на развод. Все повернулось против нее. Доктор Кардони заартачился, и она стала разваливаться на куски. Он просто мучил ее. Она чувствовала себя публично униженной. Всех ее друзей – жен врачей, завсегдатаев загородных клубов – их как ветром сдуло. Она даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Все можно найти в бракоразводных колонках газет у нас в конторе. Кардони нанял кучу юристов, они нажали в нужном месте, и ее засадили в психушку. Потом он ее обобрал.

– Дети?

– Двое, мальчик и девочка. Тогда они были подростками и, разумеется, их отдали отцу. Он предоставил им свободу и достаточно денег, чтобы получать от нее удовольствие, и они отвернулись от матери. С помощью юристов он держал ее в дурдоме два года. К тому времени дело было сделано. Он заполучил дом, детей, новую жену – все.

Шарпински явно чувствовал себя неловко, рассказывая Фолтриггу трагическую историю своей приятельницы. Но большую ее часть и так все знали.

– Как она стала адвокатом?

– Это было трудно. Суд запретил ей видеться с детьми. Она жила с матерью, которая, как мне кажется, и спасла ее. Я не уверен, но до меня дошло, что мать заложила дом, чтобы заплатить за усиленное лечение. Понадобились годы, чтобы Реджи полностью пришла в себя. И все же она справилась. Дети выросли и уехали из Мемфиса. Парень попал в тюрьму за торговлю наркотиками. Дочь живет в Калифорнии.

– Она хорошо училась?

– Иногда просто отлично. Твердо решила доказать самой себе, что сможет стать юристом. Но ей приходилось бороться с приступами депрессии. Она прошла и через алкоголь и таблетки и бросила учебу. Потом вернулась, полностью в норме. И закончила блестяще.

Как водится, Финк и Бокс с энтузиазмом записывали рассказ в блокноты, стараясь не пропустить ни единого слова, чтобы потом Фолтригг не мог к ним придраться. Орд тоже слушал, но его больше волновала кипа непросмотренных документов на столе. С каждой минутой вторжение Фолтригга и его подчиненных раздражало его все больше и больше. Он был таким же занятым человеком, как и Фолтригг, да и пост занимал не ниже.

– Что она за адвокат? – спросил Фолтригг. “Чертовски зловредная”, – подумал Мактьюн. “Дьявольски умная”, – подумал Труманн. “Отлично знакома с электроникой”, – подумали они оба.

– Она много работает, но не слишком много зарабатывает. Хотя я не думаю, что деньги играют для Реджи большую роль.

– Откуда, Господи прости, она выкопала такое имя – Реджи? – поднял брови озадаченный Фолтригг. “Возможно, это производное от Регина”, – решил про себя Орд.

Шарпински начал было говорить, но потом замолчал.

– Понадобятся часы, чтобы рассказать все, что я о ней знаю. И, честно говоря, мне бы этого не хотелось. Это так важно?

– Весьма вероятно, – огрызнулся Бокс. Шарпински посмотрел на него, потом перевел взгляд на Фолтригга.

– Начав учиться в юридическом колледже, она постаралась стереть большую часть своего прошлого, особенно наиболее тяжелые годы. Она взяла свою девичью фамилию – Лав. Полагаю, в Реджи она переделала Регину, но я никогда об этом не спрашивал. Разумеется, она сделала это законным образом, через суд, и теперь от старой Регины Кардони не осталось и следа, по крайней мере, на бумаге. Она ничего не рассказывала о себе, но все равно о ней много болтали. Правда, ей было на это наплевать.